Шхуна «Колумб» (Рисунки В. Сычева) - Страница 54

Анч сел в кресло командира и обратился к Марку с явной издевкой:

— Итак, мой герой, прошло два часа. Сейчас произойдет наша последняя беседа. Надеюсь, вы за это время подумали о своем поведении и передумали? А?

— Да, я думал, — промолвил Марко, — вам ничего не удастся вытянуть из меня. Возможно, это мой последний час, но ваш последний час тоже близок. За меня сумеют отомстить.

— Оставьте, юноша, красивые слова. Лучше послушайте меня. Вы, конечно, знали тех двух людей с Лебединого острова, которые недавно погибли. Одного из них звали Тимофий Бойчук. Обоих уже нет. Но вы ничего не знаете про их последние минуты. Первого утопили, как мышь: голову погрузили в воду, а двое матросов держали его за ноги. Мне пришлось возиться с его головой. Он прыгал, как дельфин. Вероятно, он выпил немало морской воды, а это, вы знаете, не очень вкусный напиток. О, мы с ним возились больше пяти минут, пока желудок его набрал достаточно балласта, а из груди вышел весь воздух. Потом он погрузился без задержки. А Бойчука мы засунули в мешок. Он учинил дебош, и потом я не нашел на кителе одной пуговицы. Другую, позднее, кажется, оторвали вы, молодой человек. Но как только мы его запаковали, работа стала легкой. Мы бросили его в воду на несколько минут, а потом вытащили неподвижную тушу, чтобы выбросить ее из мешка. Этот мешок сохраняется у меня как память. Показать его вам?

— Подлец!

— Не ругайтесь, не поможет. Ваше последнее слово?

В этот момент подводная лодка неожиданно остановилась. Анч и Марко по инерции качнулись в одну сторону. Из командирской рубки доносился тревожный разговор. Анч поднялся, подошел к полураскрытой двери и, повернувшись к Марку спиной, что-то спросил.

Юнга не знал, что командир подводной лодки неожиданно остановил ее, встревоженный сообщением своих гидрофонистов. Они услышали шум парохода с сильной машиной и очень быстрым ходом. Скорость и направление корабля, обозначенные шумопеленгаторами, не подходили ни к одному курсу грузовых или пассажирских пароходов. Может быть, это военный корабль. На всякий случай пираты решили остановиться. Но особенно их поразило то, что почти одновременно с этим затих и шум корабля. Такая случайность показалась им подозрительной. И командир решил отлежаться на дне, наблюдая за шумом с помощью гидрофонов. Лодка залегла на глубине ста сорока пяти метров.

Пока Анч разговаривал с теми, кто был в центральном посту управления, Марко осматривался по сторонам, ища возможности спастись. Ему хотелось найти какое-нибудь оружие, схватить его и уничтожить шпиона и «рыжего». Но единственным предметом, отдаленно напоминавшим оружие, был костяной нож для разрезывания бумаги. Кроме него, на столе лежали три или четыре книжки, стопка бумаг, карандаши, маленькая шкатулка, которой раньше Марко не видал. Она была открыта, и в ней виднелись бумаги; вероятно, командир просматривал их, когда его вызвали в центральный пост управления. Он, не закрыв шкатулки, выскочил в рубку и задержался там.

«Может быть, здесь что-нибудь важное», — подумал юнга и, удостоверившись, что на него никто не смотрит, протянул руку к шкатулке. Минута была напряженная: когда пальцы коснулись бумаг, у юноши прервалось дыхание. Он почувствовал, что сжал какой-то плотный пакет. В тишине раздавался громкий разговор между Анчем и командиром лодки. Командир что-то рассказывал отрывистыми, короткими фразами. Шпион перебил его вопросом и сделал движение, как будто намеревался повернуться. Рука Марко с пакетом в ярком синем конверте в этот миг висела в воздухе над столом. Юнга отдернул руку и спрятал конверт под стол, а сам снова уставился на стену. Анч действительно обернулся, посмотрел на пленного, но, не заметив никаких изменений в его позе, снова продолжал свой разговор. Марко еще несколько секунд интересовался висевшей на стене картиной неизвестного художника, потом обернулся к Анчу. Тот снова стоял к нему спиной. И синий пакет быстро исчез под сорочкой Марко. «Возможно, мой труп прибьет к берегу, — подумал он, — а бумаги некоторое время могут сохраняться. Этот пакет и мое письмо, переданное матросу, всё объяснят».

Вскоре Анч вернулся к пленному. Вслед за ним вошел командир. Они заняли свои обычные места. Анч в последний раз предложил Марку дать правдивые ответы на вопросы.

— То, что говорит Люда Ананьева, вы подтверждаете?

— Нет, это неправда!

— Ну, все понятно. Значит, вы думаете, что погибнете героем, что о вас сложат песни, легенды, что вы добудете себе бессмертную славу? — Шпион засмеялся.

Он перевел свои слова командиру, и тот тоже захихикал.

— Но никто не узнает, как вы погибли. Даже когда найдут ваш труп, то просто-напросто решат, что неосторожный юноша утонул в море. Закопают, и всё. Крышка!

Анч издевался над юнгой. Командир лодки не понимал слов шпиона, но догадывался о них по выражению лица Анча и саркастически улыбался.

Юнга, сжав зубы, выслушал врагов, а потом, выпрямившись, сказал:

— Ошибаетесь, господа, о моей смерти узнают скоро и заплатят как следует.

— Ха-ха-ха! — смеялся Анч. — Откуда узнают? — И он что-то сказал командиру.

Последний выдвинул из стола ящик, вытащил оттуда какую-то бумажку и подал ее Анчу. Анч, развернув ее, стал читать, растягивая слова:

«Мои любимые и дорогие! Я должен…»

Кровь ударила Марку в голову, и он бросился на Анча. Но шпион заранее вооружился кастетом. Он ударил пленника по переносице, а вбежавший в каюту матрос схватил юнгу за руки и ловким приемом заломил их назад.

— Горяч, — насмешливо проговорил Анч, — но все же мы дочитаем.