Марко находился у входа в командирскую рубку. Рядом с ним стоял моряк, сопровождавший юношу с тех пор, как его развязали. Моряк сказал ему несколько слов, но юнга ничего не понял. Из иностранных языков он только немного знал английский. Английский язык наиболее распространен среди моряков всего мира, и потому юноша решил обратиться на этом языке к своему конвоиру. Подобрав несколько слов, он спросил:
— Куда идет этот корабль?
Конвоир посмотрел на него и ничего не ответил.
— Кому принадлежит подводная лодка?
Конвоир молчал. По его взгляду нельзя было определить, понял ли он Марка.
— Который час? — снова спросил пленный.
Моряк поднял руку и показал часы. Стрелки показывали шесть часов тридцать минут. Ясно, моряк понимал английский язык, но говорить не хотел. Юнга присмотрелся к одежде конвоира: это была военная форма, но какого государства? Команда подводной лодки могла состоять только из военных моряков. То, что они не скрывали формы, было только к худшему. Безусловно, они не выпустят его: ведь даже не зная, чья это форма, он все равно запомнит ее и расскажет, если освободится. Он должен присматриваться ко всему на этом корабле, прислушиваться к каждому слову, хотя и не понимает языка. Он должен даже запомнить два — три слова — это поможет потом определить национальность пиратов. Ведь возможно, что он все-таки спасется из этого ада.
Юнга присматривался ко всему окружающему, ища надписей, букв или каких-нибудь других примет. Он не нашел ничего, кроме знаков умножения, минусов и звездочек, количество и расположение которых он старался запомнить. Но назначение их осталось для него тайной.
Впрочем, даже если бы Марко разбирался во всех военных формах на свете, он все равно удивился бы, увидев форму своего конвоира. Она напоминала форму многих флотов, но ни одному из них не принадлежала. Командование подводной лодки, появившейся в мирное время с вражескими целями в чужих водах, прибегло на всякий случай к различным способам маскировки. Одним из них была замена всех надписей и обозначений на стенах, дверях и машинах всевозможными иксами, тире и звездочками. Все было сделано для того, чтобы не раскрыть в случае провала своей государственной принадлежности. Только Анч случайно надел китель с форменными пуговицами. При самой тщательной маскировке из поля зрения конспираторов выпадают какие-нибудь мелочи, которые позднее могут пригодиться внимательному разведчику.
Марко стоял, прислонившись к стене. Он чувствовал утомление и слабость после побоев и неподвижного лежания в неудобной позе. Руки у него были в красных полосах и ссадинах. Такие же следы были и на ногах. Конвоир, стоявший рядом с ним, потянул за планку, прикрепленную к стене, и оттуда отошел на пружине приставной стульчик, похожий на те, что бывают в коридорах мягких вагонов, только не деревянный, а из тонкого алюминиевого листа.
Конвоир показал юноше на стул. Марко сел. Ему показалось, что на лице моряка промелькнуло выражение сочувствия.
По коридору прошел Анч. Он был без бороды, и юнга теперь сразу узнал его. Анч скользнул взглядом по лицу юнги и, казалось, не заметив его, прошел в командирскую рубку.
Подводный корабль шел куда-то не останавливаясь. «Верно, в открытое море, чтобы там спрятаться на день», — подумал Марко. Он уже не волновался: его клонило ко сну. Юнга мало спал ночью, устал от боли и волнений. Он снова попросил конвоира сказать, который час. Тот молча показал ему часы. Они находились в коридоре уже сорок пять минут. Кроме Анча, за это время туда никто не заходил.
В лодке царила тишина, если не считать шума электромоторов да какого-то постукивания за стеной. Где были Люда и Зоря, Марко не знал.
Конвоир тоже, должно быть, устал стоять — он опустил себе такой же стульчик, как и Марку, и сел, недвижимый и равнодушный. Только иногда Марку казалось, что взгляд конвоира задерживается на нем. Матрос как будто к чему-то присматривался, и в глазах его проскальзывал интерес.
Дверь командирской рубки открылась. Оттуда высунулась голова Анча.
— Марко Завирюха, войдите! — приказал шпион.
Конвоир, вскочив, замер у стены. Юнга встал и прошел в дверь. Анч пропустил его вперед.
Марко очутился перед командиром подводной лодки.
Помещение командира делилось на две части: спальню и кабинет. В спальне стояли пружинная койка, умывальник, тумбочка и небольшой гардероб. Все это отделялось от кабинета портьерой из плотного темно-синего бархата. Кабинет был маленький, в нем могли одновременно поместиться самое большее шесть человек, да и то сесть им всем было бы негде. Небольшой письменный стол служил одновременно сейфом и комодом. Верхняя доска его была огорожена сантиметровым барьерчиком. Это была мера предосторожности на случай качки. Вещи на столе имели по этой же причине специальные углубления и держатели.
Кроме командирского кресла, в каюте стояли еще два стула и коротенькая софа.
Каюта освещалась дневным светом через иллюминатор в двери, ведущей в соседнее помещение — командирскую рубку.
В кресле за столом Марко увидел лысого человека с синеватым цветом лица и рыжими бровями. Юноша догадался, что это командир лодки. Он был уже не молод, но крепок, жилист. Взгляд его бесцветных глаз напоминал взгляд удава, тот самый парализующий взгляд, который пригвождает к месту маленьких зверьков и птичек.
Командир несколько мгновений смотрел на Марка, но, видимо не добившись желаемого эффекта, повернулся к Анчу и что-то сказал. Шпион не особенно уважительно — очевидно, он не был подчиненным командира — выслушал его и перевел Марку: